«Занимать в валюте для российских компаний, корпораций история привычная, но общим правилом является то, что вы можете и вам стоит рассматривать кредитование в валюте только в том случае, если у вас есть денежный поток, который вы в этой же валюте и получаете. Ведь обслуживать придется не в рублях, поэтому, если у вас есть продажи, за которые вы получаете средства в долларах, юанях, белорусских рублях, вы можете позволить себе кредитоваться в долларах, юанях, белорусских рублях, пользуясь при этом разницей в процентных ставках, если это уместно. Если же нет постоянного притока средств в валюте, отличной от рубля, то общее правило — не пользоваться валютным кредитованием. Так и происходит сейчас в корпоративном секторе, у нас все еще сохраняется, по мировым меркам это маленькая доля, но это не нулевая доля валютного кредитования, но она смещена. У наших экспортеров, у которых есть денежный поток в разных валютах, для них логично использовать средства для обслуживания своих операций, в том числе внешних валютах, отличных от рубля. Для физлиц есть один поток — рублевый, если мы россияне, получаем здесь зарплаты, то мы живем в рублевом пространстве, и неуместно принимать на себя валютные риски на стороне кредитования, если при размещении средств мы еще можем подумать, где мы хотим воспользоваться финансовыми вводными, где-то отличаются процентные ставки, и мы хотим сыграть на разнице курсов. Это доступно, но тоже требует подготовки, понимания рынков и тоже сопряжено всегда с дополнительными рисками, в отличие от рублевых инструментов, поэтому кредитоваться в Белоруссии могут позволить себе некоторые компании, которые ведут бизнес в том числе с Белоруссией».

«Данные, которые мы наблюдаем по клиентам банка, по их расходам, по чекам, как растут цены на их потребительскую корзину, отличаются от инфляции Росстата, потому что наш клиент отличается, возможно, от среднего россиянина, потому что клиенты смещены и по возрасту — в поле молодого возраста, и по размещению — например, в мегаполисы больше, чем в регионы. Но при этом связь, безусловно, есть, мы видим, что большую часть времени наша инфляция близко находится к инфляции Росстата. При этом наша инфляция более волатильна. Она охватывает только товарные группы. Пока в нее не включены услуги, мы работаем над этим. В целом, мы видели эпизоды, когда инфляция, по нашим данным, отклонялась от росстатовской, но бывало такое, что они сходились за счет того, что наша инфляция снижалась, потому что она умеет ходить в обе стороны в том числе потому, что есть эффект скидок и акций, который исключен из расчета Росстата. Этот эффект скидок и акций очень интересно был проиллюстрирован последними двумя месяцами. В октябре мы видели резкое ускорение цен, а в последнюю неделю, в ту самую неделю скидок, неделю «черной пятницы», мы увидели снижение цен — не просто замедление роста, а снижение цен почти на 1 процентный пункт, которое частично компенсировало взлет октябрьских значений. То есть это, возможно, действительно история про то, что какие-то цены повышались наперед, а затем как реакция на спрос, как реакция на такую подстройку к спросу они могут даже снижаться. Пока наша инфляция превышает 10% с начала года против 7% Росстата. Так же было и по результатам прошлого года. По итогам прошлого года наша инфляция составила около 9% против 7,5% данных Росстата. Такое превышение, наверное, нормально».

«Учитывая, что есть потенциал роста ключевой ставки еще до 23%, туда же могут отправиться и максимальные ставки по депозитам, мы уже видим отдельные точечные предложения с такой ставкой. Хотя это всегда маскировка, это маркетинговые ставки, их надо еще умудриться получить, это иногда не ставка, а доходность, и так далее. Но тем не менее, уже на радарах показалось 23%. Но это большая разница с предположением о том, что весной мы уйдем к 30%, вообще мы всегда предостерегаем от того, чтобы рисовать прогнозы по линейке. Мы уже на предельно высоких ставках, где каждый шаг повышения — последний, но в любом случае очень уж долго с такими высокими ставками, кажется, экономика не протянет. Поэтому здесь, наверное, надо ждать пиков уже совсем близко, наверное, 23% — это реалистичная следующая остановка».

«У нас вот в этом году зарплаты растут — 20% год к году. Ни в одной экономике, даже супергибкой, у которой нет ограничений ни по кадрам, ни по загрузке мощностей, ни по импорту, вы не увидите роста предложения на 20% в год, который сможет догнать такой рост доходов. И потом уже тогда встает вопрос: а почему же так выросли доходы? Вроде бы те же люди и зарплаты получают, и производят, а потом сами же ходят в магазин за этими товарами. Но тут надо сказать о том, что у нас случился приток дополнительных денег в экономику — не то что бесплатных, но выпадающих из обычного экономического периметра, а именно бюджетных средств. По 3 трлн три года подряд у нас расходуются из сбережений Минфина, то есть они вынимаются не из текущего момента, а добавляются свыше. Поэтому еще раз: нет ни одной экономики, которая может производить услуги, товары или даже закупиться импортом, чтобы догнать 20% рост доходов, без повышения цен».

«Когда мы находимся в зоне недооцененности рубля, мы ждем, когда устранятся какие-то факторы, например, переоткрытие после праздников китайских рынков, возобновление операций ЦБ в сторону продажи валюты, которая тоже добавляет ликвидности. Эти факторы, которые смягчат дефицит валютной ликвидности, и могут действительно запустить коррекцию уже на следующей неделе. А другой важный фактор — это восстановительная динамика в ценах на нефть, если она закрепится, тоже будем надеяться на укрепление рубля. Середина месяца бывает благоприятна для валюты, потому что растет спрос на рубли, и здесь поддержка идет для курса — это то, что в районе приходится 10-15 числа, там мы обычно видим стабилизационную полочку. И когда мы находимся в зоне недооцененности, есть всегда риск, что где-то подключится спекулятивная операция. Поэтому без объективных драйверов сложно сказать точно, в какой день мы корректируемся и насколько».