«Опыт показывает, что как только заставили снизить тестостерон, тут же значительно снизились результаты, и она подавала в суд, уже будучи двукратной олимпийской чемпионкой, дескать у нее природный такой тестостерон, почему ей запрещают участвовать в женских соревнованиях, но судьи были непреклонны, сказали, что нужно уравновесить уровень тестостерон. Такая особа, которая участвовала в женском разряде с высоким уровнем тестостерона, уже не одна, то есть опять-таки начиналось все с Кастер Семеня, но сейчас есть и другие. Международная федерация сначала не понимала, что с этим делать, и были ограничены в выступлении такие особы в определенных дисциплинах, например, 100 метров и 200 метров бежать можно, а 400, 800 уже нет. Когда на входе правила понятны абсолютно для всех, это уже хорошо. Когда были правила непонятны, сначала их не было вовсе, потом были громкие процессы с участием многих ученых, которые именно обосновывали, что в отдельно конкретно взятой дисциплине это дает преимущество».

«Это точно софинансирование. Этот бюджет есть в Международном олимпийском комитете, и он дается стране, проводящей олимпийские и паралимпийские игры. И более того, Чернышенко после того, как завершились сочинские Игры в 2014 году, сказал, что часть прибыли, которую получил МОК, осталась в нашей стране для развития спорта. Это у кого бюджет окупается, а у кого-то не окупается. Есть такой термин даже «белые слоны». Когда [вложены] деньги в спортивные сооружения, которые потом стоят и приносят одни сплошные убытки».

«Кто-то принимал те директивы, которыми он сыпал без конца и без края, а кто-то отрицал его генеральную мысль о том, что в российском спорте все настолько плохо, что нужно этот весь спорт разогнать, и, как говорится, мы наш, мы новый мир построим, кто был ничем, тот станет всем. И мне кажется, что здесь не нужно было рубить с плеча, а очень грамотно, очень тонко подходить ко всем вопросам. Но все-таки он начал с того, что стал говорить о том, что нужно сначала, извините, как бы мочить российских спортсменов, а уж потом разбираться. Не было филигранности, не было индивидуального подхода. То, что наблюдательный совет принял такое решение, это все-таки решение наблюдательного совета, и оно было сделано не с кондачка. Мне трудно сказать, правильное оно или неправильное, но я с очень многими высказываниями Юрия Гануса была принципиально не согласна».